Форум

Господа экологи, согласно нашему уговору, помещаю статью Б.М. Миркина "Аналогии. Львы и шакалы, или Общество глазами эколога" (Химия и жизнь, 1991, №5, С. 54–59). Следует учесть, что статья написана в 1991 г., однако сущность её по-прежнему интересна (к нашим беседам о виолентности, патиентности и эксплерентности).

Аналогии. Львы и шакалы, или Общество глазами эколога
Д.б.н. Б. М. Миркин.
Химия и жизнь, 1991, №5, С. 54–59.

Рушатся идеологические табу того времени, когда мы жили по принципу «все нельзя, даже то, что можно». На многое теперь раскрылись глаза. Человек предстал не только как член профсоюза, политической партии, обладатель диплома о высшем образовании или аттестата об окончании профтехучилища. Стало понятно, что он еще и биологический индивидуум, оценка которого по весу, высоте, группе крови, пульсу и артериальному давлению далеко недостаточна.

Мы осознали, что гены определяют не только цвет глаз и появление заячьей губы, но и общий уровень одаренности и склонность к тому или иному виду деятельности.
Мы содрогнулись от того, куда стройными колоннами по четыре в ряд и с пламенным мотором вместо сердца вел нас отец народов.

Сталинисты были по-своему мудры — в их системе, созданной на основе голого энтузиазма, ослепляющего фанатизма и страха действовала специальная жандармерия для пресечения попыток разобраться, куда и как мы идем. В этой жандармерии философы- марксисты бок о бок сотрудничали с НКВД. Философы то и дело обогащали набор ярлыков, которыми маркировали инакомыслие. Не менее опасным, чем «метафизик», «идеалист», «виталист», «фрейдист», «вейсманист-морганист», был и ярлык «социал- дарвинист» . Его навешивали тем, кто осмеливался увидеть хоть какое-то сходство общества с сообществом нечеловеческих организмов.

Мне вспоминается один из семинаров в конце 50-х годов, где воинствующий творческий дарвинист вещал аудитории об отсутствии внутривидовой борьбы и всеобщем братании особей одного вида. Я тогда спросил докладчика, как объяснить каннибализм (взаимопоедание) щук в пересыхающих озерках, остающихся в пойме после паводка. Правоверный лектор в экстазе закричал мне в ответ: «Так они же
(которых едят!), как патриоты во время Великой Отечественной войны!».

Социал-антидарвинизм, понятно, никуда не годится. А не реабилитировать ли кое-что из социал-дарвинизма, разумеется, с осознанием новых качеств популяций человека по сравнению с меньшими братьями — животными и, тем более, растениями? Мы все чаще ищем объяснения поведения человека в этологии. Так, С. В. Мейен в своем «Принципе сочувствия» писал о чисто биологической природе многих поведенческих реакций ученых — склонности к запе- чатлению, удержанию территории, борьбе... И не попытаться ли выразить некоторые социальные явления в терминах экологии? Пусть иногда сходство будет чисто внешнее. Но не станут ли они понятней, а выходы из трудных ситуаций более очевидными?

НАЧНЕМ С ПОПУЛЯЦИИ

Популяция — группа особей (растений или животных) с общим генофондом. Иначе говоря, они могут давать потомство. Есть много нюансов понимания популяции, но в данном случае нас интересует только один их аспект — разделение на так называемые нормальные и оппортунистические.

В первом случае численность популяции и, главное, дифференциацию особей по размеру и по потреблению пищи регулирует механизм конкуренции. Стратегия всей популяции и ее особей при этом противоречива. Для процветания всей популяции ' полезно неравенство особей, при котором более ценная имеет больше шансов выжить и дать потомство, а слабая вообще погибает. Во втором случае при более или менее равных возможностях развиваются практически все особи. Плотность таких популяций конкуренция не регулирует. Если ресурсов будет меньше или особей станет больше, то все они выживут. Например, растения мари белой без риска погибнуть могут уменьшаться в 20 тысяч раз! Да и потомство в пересчете на каждую особь будет немногочисленным, но огромным для всей популяции.

Природа использует оппортунистические популяции растений лишь тогда, когда разрушились экосистемы и их надо залатать на скорую руку (бурьяны вдоль дорог, на навозных кучах, строительном мусоре...). Состоят они из малолетников и после одной- двух генераций замещаются многолетними видами с нормальным типом популяции.
Так вот, некоторые социальные структуры как раз и напоминают такие популяции. Например, капитализм и другие экономически стимулируемые системы схожи с нормальными популяциями. Здесь активно дифференцируются индивидуумы по характеру выполняемой работы, ее результатам (продуктивности) и потреблению ресурсов. И, кроме того, поддерживается (или медленно увеличивается) плотность населения в соответствии с базой ресурсов. Нет «выпадения» слабых особей из-за социальной обустроенности такой популяции. Системе выгоднее содержать их с помощью благотворительности (пособий по безработице), чем допустить к участию в общественной деятельности и производительном труде. Благотворительность, мораль и религия смягчают противоречия во взаимоотношениях неудачливых индивидуумов и популяции, обеспечивая их социальную защищенность. В итоге формируется так долго желаемая на ми система с оплатой по таланту и труду.

Как и нормальная популяция, такие системы прогрессируют — повышаются уровень научно-технического прогресса, национальный доход, экономическая и духовная защищенность общества. Растут отчисления на охрану природы, медицину, некоммерческое искусство. Так, в США около 3 % национального дохода отчисляют на охрану природы, у нас — 0,7 %. Не будем говорить об эффективности использования этих средств. Пока, к примеру, все инъекции в Арал дают нулевой результат! Не лучше дело и с затратами на очистку задымленных промышленных центров.
Социализм, в том административно-командном варианте, который рухнул в ходе перестройки, во многом подобен оппортунистической популяции. Под тезисом «все для человека» и социальной защищенностью всех (кроме инакомыслящих) скрывалась простенькая ленивая уравниловка. Эта система хорошо описывалась поговоркой, которая была в моде в послевоенные годы: «Цыгане дружною толпой толкали в гору студебеккер». Она била по головам тех, кто пытался выдвинуться, и учила жить по трамвайному правилу: не высовывайся.

Проявлением усредниловки-уравниловки было и раскулачивание середняков (великий перелом хребта российского крестьянства!), и административно-командная система раздачи «пирогов и пышек, синяков и шишек» в науке. Человека, умеющего срабатываться, ставили выше, чем умеющего работать.

Разумеется, полного аналога оппортунистической популяции в обществе быть не может. И в административно-командной системе все-таки пробиваются отдельные личности и таланты. Все дело в том, что это случается не благодаря, а вопреки системе!
Стимуляция человеческого фактора, о котором сегодня так много говорят, это, в конечном итоге, призыв к раскрытию всех потенциальных возможностей каждой личности и ликвидации уравниловки. Однако без подкрепления благих.призывов экономическим и социальным механизмом дело не сдвинется с места.

Приведу пример. Совсем недавно Госкомитет по народному образованию СССР предпринял попытку повысить зарплату работникам вузов. Хотели наконец хоть немного дифференцировать оплату профессора с мировым именем или талантливого доцента, который творит, и бездаря, которого не удалось провалить по конкурсу или отправить на пенсию. Но это намерение не состоялось, ибо механизм оценки того, кто есть кто, не был создан. Понятно, талантливые люди постеснялись сказать, что заслуживают высших ставок. Ведь они приучены к тому, что быть талантливым человеком в стране развитого социализма — несчастье. Особенно, если где-то не сдержаться и, допустим, сказать о своих зарубежных публикациях, числе подготовленных кандидатов и докторов наук. Система оппортунистической популяции после этого может ополчиться на нарушившего трамвайное правило вплоть до завала на конкурсе, мотивировав это недостаточным участием в общественной работе. Бездари скромно промолчали при оценке собственного уровня, а поскольку в оппортунистической популяции их всегда больше, то и решения принимают они. В результате уравниловка окрепла на новом уровне, и коллективы вузов почти всюду пошли по проторенной дорожке равных надбавок — всем сестрам по серьгам.

КАПИТАЛИСТЫ И ПРОЛЕТАРИИ У РАСТЕНИЙ

Критики социал-дарвинизма ударили в первую очередь по Мальтусу. Он первым заговорил об опасности перенаселения планеты и необходимости регулировать рождаемость. Ударили и по ботаникам, которые назвали науку о сообществах растений фитосоциологией. Однако критики не знали имя, если можно так сказать, социал-дарвиниста номер один — Дж. Мак-Лиода. Он еще в 1887 году установил два типа стратегов у растений, назвав их, под влиянием идей входившего в это время в моду марксизма, пролетариями и капиталистами.

Судьбу работ Мак-Лиода постигла участь многих исследователей, опередивших свое время (вспомним Г. Менделя). Их попросту не заметили, и лишь в конце 80-х годов нашего века один из англоязычных журналов поместил статью о первом исследователе стратегов у растений. Воистину, большое видится на расстоянии.
Пролетариями Мак-Лиод назвал те виды растений, у которых нет переходящего из года в год запаса органического вещества (капитала). Они все жизненные силы затрачивают на созревание семян. Это как раз те растения-однолетники, которые формируют оппортунистические популяции. Растения-капиталисты, напротив, многолетники. Большую часть сил они затрачивают на создание запаса органического вещества в стволах, основаниях стеблей, луковицах или клубнях.

Независимо от Мак-Лиода уже в 50—60-е годы появилась концепция r- и К-отбора, в результате которых и рождались пролетарии и капиталисты у растений. Авторами этой концепции были зарубежные ботаники Р. Макартур, Е. Вильсон и Э. Пианка.
Представления о пролетариях и капиталистах в человеческом обществе со времен Маркса порядком изменились. Пролетарии в развитых странах владеют акциями, а капиталист работает больше, чем его подчиненные,— по 14 часов в день. И все же какие-то слабые отголоски П- и К-стратегов в обществе можно усмотреть. Как ни крути, но рождаемость подскакивает при снижении благосостояния. Кроме того, можно подразделить всех людей по стратегии семейного бюджета. Часть семей (особенно у нас) живет от зарплаты до зарплаты, без запасов, другая, при тех же доходах, но за счет экономии, умудряется что-то отложить на черный день и накопить некоторый капитал. Стратегия понимается в общем-то как процесс, а не как результат, и пролетариями у нас зачастую становились интеллигенты, не имеющие машин, дач или кооперативных квартир. Многие же высокооплачиваемые рабочие при умелой организации семейного бюджета, напротив, оказываются в числе своего рода капиталистов.

ЛЬВЫ, ВЕРБЛЮДЫ И ШАКАЛЫ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

Л. Г. Раменский (1884—1953) так же уникален в экологии, как Менделеев в химии и Болотов в агрономии или Н. И. Вавилов в растениеводстве. Он был автором двух краеугольных концепций — непрерывности в растительности и стратегии выживания растений (биоценотический тип). Любопытно, что как и с Мак-Лиодом, спустя сорок лет, предложенные Раменским типы повторной независимо описывает Д ж. Грайм.
Правда, если Раменский сформулировал свои представления на несколькихстраницах, то Грайм развил их во многих статьях и двух увесистых монографиях.

Свои растительные типы Раменский назвал виолентами (силовиками), патиентами (вы- носливцами) и эксплерентами (бродягами). Он снабдил эти термины художественными эпитетами, вынесенными в заголовок раздела. Термины же Дж. Грайма (конкуренты, стресс-толеранты и рудералы) неприоритетны и этимологически менее удачны. В нашей стране ими не пользуются.

Грайм подробно разобрал две особенности типов стратегии, о которых, правда, вскользь упоминал и Раменский. Он подчеркнул преобладание в природе не чистых первичных типов, а их переходов (по Раменскому — верблюдольвов, шакаловерблюдов и верблю дошакалов). Грайм, кроме того, обратил внимание на то, что многие виды в разных условиях (или в разном возрасте) могут использовать разные стратегии, вплоть до превращения льва в верблюда и обратно. Лев — тростник в дельтах южных рек — на влажном солончаке становится карликом — верблюдом. Аналогично меняет свою стратегию и дуб — у южной границы ареала могучие великаны (львы) превращаются в кустарники (верблюды).

Типы Раменского—Грайма очень удобны для объяснения поведения человека в самых разных сферах деятельности, будь то управление, труд на производстве, медицинская практика, наука или искусство. Давай те обсудим их.

Львы.
Им требуется много ресурсов и стабильная природная среда. Они, что называется, умеют постоять за себя в самой жесткой конкуренции. При ухудшении условий (стресс) или резких нарушениях целостности сообщества они погибают или мигрируют в более пригодные местообитания. В мире растений — это бук в лесу, у животных — лев и слон.
Их аналоги в обществе — высокопрофессиональные специалисты, получающие максимальную и заслуженную зарплату. Это общественные деятели, менеджеры, академики, выдающиеся артисты или художники. Львы — цвет нации, хребет общества. Типичный пример льва — Филипп Филиппович из «Собачьего сердца» М. Булгакова. Он хирург высочайшего класса, он требует сохранения большой квартиры, прислуги, высоких' гонораров за операции. Он вовсе не жаден, но для него противоестествен иной образ жизни. Он хочет обедать в столовой, спать в спальне, принимать больных в смотровой, ходить по ковру и видеть дворника в подворотне.

Ко львам можно отнести композиторов А. Шнитке или Р. Щедрина, академиков А. Сахарова или Д. Лихачева, хирурга С. Федорова. Правда, академики смирились с аскетическим бытом, но сохранили свой научный потенциал столь высоким, что их не удалось затереть.

При общественных потрясениях львы оказываются самой уязвимой частью нации. Много львов эмигрировало в период революции (по собственной инициативе или были высланы). Еще больше было уничтожено во времена сталинщины при формировании оппортунистической популяции. Потери их генофонда невосполнимы. Увы, львы из науки и искусства покидают нашу страну и по сей день.

Верблюды.
Им для нормальной жизни нужно немного ресурсов. Они могут дополнять львов (растения под пологом леса) или заселять бедные участки, не пригодные для жизни львов — пустыни (саксаулы и кактусы), тенистые расщелины скал .(папоротники), скалы в Арктике и Антарктике (лишайники). Верблюды живут за счет физиологических приспособлений, которые позволяют им выдержать при голодном пайке. Причем на разных вариантах голодного пайка специализированы разные виды. У каждого свое место обитания, и конкуренция между ними минимальна.

В обществе со стабильной социальной средой аналоги верблюдов — это основная масса населения. Поскольку первичные типы львов и верблюдов редки, то основная часть популяции относится к переходной группе. Поэтому верблюды могут быть и бедны, и достаточно состоятельны. В любом случае — это специалисты, каждый из которых занимает свою нишу в обществе. Это инженеры, рабочие, крестьяне, ученые (с рангом не выше заведующего лабораторией), рядовые солисты оперы, оркестранты, хористы... Типичный верблюд — помощник Филиппа Филипповича — Борменталь. Он не претендует на условия, в которых живет его шеф, и добросовестно выполняет работу, соучаствуя в операциях. Прямо-таки манифест верблюда мы находим у В. Войновича в «Иванкиаде». «По своему характеру я непритязателен и довольствуюсь малым... Правда, под крышей мне хотелось бы иметь отдельную комнату для себя лично». Прямо скажем, невысоки требования у талантливого писателя, добивающегося замены однокомнатной кооперативной квартиры на двухкомнатную!

Лев и верблюд комплементарны. Они не только нуждаются друг в друге, но и, за счет пластичности, могут переходить друг в друга. Так, в ходе карьеры индивидуум
последовательно проходит стадии верблюд — верблюдолев — лев (аспирант, кандидат, доктор, член-корреспондент, академик). При старании можно проделать и обратный путь (преднамеренный уход менеджера на более легкую работу). Бывает, что индивидуум превращается из верблюда в льва при изменении сферы деятельности. Скажем, неудавшийся инженер-конструктор вдруг раскроется как актер.

Шакалы.
Это растительные организмы, которые обитают в тех же условиях, что и львы, но лишь при нарушении целостности сообщества, когда львы освобождают свои экологические ниши и резко ослабевает конкуренция. Это основные слагаемые оппортунистических популяций, типичные пролетарии с огромным количеством семян, которые разносятся ветром или столетиями сохраняют всхожесть в почве в ожидании пожара, вспашки или сильного выпаса. Шакалами бываюти животные-санитары, начиная от ворон и галок и кончая личинками некоторых мух, способных уничтожить труп животного за несколько дней. В природе нет ничего лишнего и вредного, и потому шакалы — важнейшая часть растительного и животного мира, своего рода бригада ремонтников, которая первой заселяет нарушенные местообитания.

Однако в обществе людей положение в корне меняется. Здесь шакалы — это неспециалисты, халтурщики, захватывающие места уничтоженных львов и порой надевающие их или верблюжьи маски. Классический пример шакала — Шариков в кожаной куртке и с пистолетом, стремительно всплывший на поверхность на гребне послереволюционной разрухи. Целую галерею шакалов создали в своих книгах И. Ильф и Е. Петров. Именно шакалов назвал Н. Бердяев революционными Хлестаковыми и Чичиковыми.

Увы, коллизии перестройки (часто из-за отсутствия львов), когда агонизирует и огрызается административно-командная система и крайне робко прорастают регуляторные механизмы рыночной экономики, порождают некий социальный вакуум — благодать для шакалов. Появилась волна уже перестроечных Хлестаковых, которые успели проскочить в респектабельные кабинеты и поехали на черных «Волгах». Кое-кто не утратил надежду покататься и на «Чайке».
Кооператоры-шакалы стали шить обувь, которая разваливается после первого дождя. Ожили прорицатели, экстрасенсы, заклинатели и прочие чудесники и кудесники- шакалы. Они играют на дефиците лекарств, и на повседневном стрессе, на низком уровне нашей медицины. Не шакалы ли повинны в череде дефицита неурядиц (мыло, спички), в нарушении поставок? Шакалы породили рэкет и прочие виды преступности (включая проституцию), хотя организаторами мафии стали, увы, львы. Шакализация общества стала препятствием на пути перестройки. Экологические катастрофы и сопровождающая их митинговая стихия — на редкость плодородная почва для имитирующих деятельность ученых-шакалов. Это их работа порождает экологический гангстеризм. Мало того! Вокруг каждой экологической катастрофы тут же появляется множество хоздоговоров, позволяющих неплохо зарабатывать. В лучшем случае эти «экологи» ведут за большие суммы (и с небольшой точностью) мониторинг за поведением химического джинна, вырвавшегося из бутылки, и сообщают о его перемещениях. Предприятия –природогубители, зажатые, с одной стороны, устаревшей технологией, а с другой — зеленым движением, охотно покупают такие отчеты-индульгенции, чтобы потрясти ими перед физиономиями митингующих зеленых. Мол, вот и мы перестроились — дали деньги на экологию. А джинны продолжают вылетать из бутылок.

ШАКАЛАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ

Я уже говорил, что даже растения могут в разных условиях менять стратегию. Насколько этим качеством обладает человек, и можно ли сменой социального климата менять его поведение?

Дж. Голсуорси в своей «Саге» показал генетически адаптированных львов — Форсайтов. Почти у всех у них идеальная нервная система, исключающая интеллигентские рефлексии, и, кроме того, на них работает социальная наследственность — воспитание. Что будет с «Форсайтом» в неподходящих для него условиях, например при социальных потрясениях? В большинстве случаев он погибает или эмигрирует.

Антипод «Форсайта» превращается в верблюда. Этот тип поведения менее зависит от состояния общества. Даже в сумбурное время верблюд не меняет стратегии. Верблюды — это универсальная категория, она необходима всегда и уживается не только со львами, но и с шакалами, которые не профессионалы и сами делают все из рук вон плохо. Шакалы это вполне сознают. Именно потому процветающий шакал не пойдет ни лечиться, ни ремонтировать видеомагнитофон к представителю своей же стратегической группы. Он поищет верблюда-профессионала (тем более что труд верблюдов ценится не очень дорого). Шакал-лжеученый не допустит профессионала к себе в заместители, но будет за умеренную плату содержать верблюдов в лабораториях, чтобы они за него писали статьи и диссертации.

Шакалы получаются из наиболее массовой и пластичной части общества, занимающей переходное положение между типами «Форсайтов» и «слабеньких». Они раскованы в выборе сферы деятельности и практичны, что толкает их к большим заработкам, чем при верблюжьем образе жизни. Потенциально это очень активная часть общества с хорошей нервной системой, здравым смыслом и без всяких комплексов, свойственных «слабеньким».

Если система «лев—верблюд» прогрессивна как аналог нормальной популяции, то система «шакал—верблюд» бесперспективна. При ней из рук вон плохо расходуются ресурсы и энергия, падает интеллектуальный потенциал, ухудшается качество среды и, соответственно, здоровье индивидуумов. Межсистемные связи (импорт) положения не спасают, так как за ввозимые товары приходится платить все теми же ресурсами, эффективную переработку которых на месте шакалы организовать не в состоянии.
Яркий пример работы системы «шакал— верблюд» дает Оруэлл в своем «Скотском хуторе», где трудягами руководят типичные шакалы. Они ничего не производят, но хапают все, что нарабатывают верблюды, и то, что осталось от изгнанных хозяев (спят в их постелях, надевают их костюмы).

Спасти систему «шакал—верблюд» можно, только переделав ее в систему «лев—верблюд». Природа дает нам аналог такого рода. После травмы экосистемы естественная восстановительная сукцессия (формирование нового фитоценоза) подталкивает конкуренцию и дифференциацию функций у всех членов сообщества. Шакалы при этом не могут противостоять львам и верблюдам и элиминируют (устраняются) из сообщества.

Элиминация для гуманного общества, конечно же, неприемлема. Здесь ее заменяет более мягкий эквивалент — перевоспитание (оверблюживание). Генетических шакалов не бывает. Их порождает социальная среда, она же и в состоянии вернуть их на путь профессиональной деятельности. У многих при этом наступит временное (или, увы, постоянное) ухудшение уровня жизни. Однако это жертва за «красиво прожитые годы».

Чем скорее такая долгожданная сукцессия придет к экономически стимулируемому обществу здравого смысла, тем быстрее мы избавимся от шакалов. Благо ресурсов, как природных, так и человеческих, у нас пока достаточно.